(no subject)
Mar. 4th, 2009 10:46 amНабоков, как большой мальчик, вечно склоняется над предметами со своей огромной лупой. Щупает мир, втягивает воздух ноздрями, трет и мнет вещи в пальцах, запечетлевая их материальность. Прищюривается и определяет по Пантону цвет неба, цвет листвы. Сортирует по классам звуки: свисты, всхлипы, щелчки, обороты речи. Привязывает ко всем своим детским накопленностям, сокровищам тоненькие разноцветные ниточки памяти. И вдруг в конце главы искренне удивляется, как это все срывается и без всплеска тонет в холодных водах Прошлого. Володя застывает, ошарашенный трюком мира, хоть и прежде так случалось и в будущем нет надежды на обратное. Вот только пестрые обрывки ниток его Мнемозины спутываются на ветру времени, напоминают о чем-то важном, о чем бы следовало написать роман… э-э… ненадежный фиксаж.
Андрогин Смерть, ноги на ширине плеч, ходит за нами всю жизнь на расстоянии вытянутых рук. Балуется, обрывает все милое, памятное, помятое. Каждый вечер приходит, как мистер Сон, гладить по головке засыпающих. А однажды, приходит миссис Смерть, тот же андрогин вид сбо
Андрогин Смерть, ноги на ширине плеч, ходит за нами всю жизнь на расстоянии вытянутых рук. Балуется, обрывает все милое, памятное, помятое. Каждый вечер приходит, как мистер Сон, гладить по головке засыпающих. А однажды, приходит миссис Смерть, тот же андрогин вид сбо